Nothing and everything at the same.

Я сломанный цветок, и в чьих-то грубых пальцах

Я потерял свой стебель и свежесть лепестков.

Я поспешил кому-то навстречу раскрываться -

Забыл я, что плачевна судьба у всех цветов.

Я знал кусочек неба, до боли голубого,

И тихий шепот ветра, ласкающий мой слух...

Да, мы умеем слышать (и что же тут такого?),

И верим иллюзорным ласканьям ваших рук.

Не может быть, ведь люди нисколько не жестоки -

Они нас обнимают, даря свое тепло...

Цветы красивы, только... безумно одиноки,

Они, подобно детям, совсем не верят в зло.

И я не верил тоже... За что и поплатился -

Лежу в пыли, измятый, не нужный никому,

Глупец... Ну, неужели я к этому стремился?

Как мог я ошибиться так сильно, не пойму?

Раздавлен, уничтожен, растерзан и унижен,

Я умираю, люди, но что вам до того?

Последние секунды... Я смутно что-то вижу,

Быть может, это небо... А может, ничего.

Не расцвести мне больше, но разве это важно?

Кому быть может дело до чахлого цветка?

И умирая, вижу прекрасный я мираж, но...

Нет, стойте, он реален! И теплая рука

Так бережно и нежно касается тычинок

Почти уже засохших, и гладит лепестки,

Их очищая, верно, от сора и пылинок,

И как же эти пальцы чудесны и легки...

Ну, неужели, чудо? И я кому-то нужен -

Растерзанный, иссохший, едва-едва живой?

А голос смерти тише, а голос смерти глуше,

И небо прорезает луч солнца золотой.

(Белозерцева Екатерина)